Дитер Мартин Кеги: «Европейская и русская опера все больше похожи»

Грех не воспользоваться тем, что «Мадам Баттерфляй» у нас ставит иностранец. Дитер Мартин Кеги, швейцарский режиссер, выглядящий как банковский служащий, отвечает на вопросы серьезно, без улыбок. Говорит, что оперный жанр нужно спасать совместными усилиями, что к певцам все больше требований, а в США опера страдает от вкусов меценатов. И обещает ничего радикально не менять в оригинале Пуччини






- По чьей идее вы ставите именно «Мадам Баттерфляй»?

- По идее Александра Анисимова, нового художественного руководителя Самарского театра оперы и балета, если я правильно понял. Мы несколько лет работали вместе в моем театре в Дублине, сделали как минимум 10 постановок - он отвечал за музыкальную часть, я - за режиссуру. И когда Александр позвонил мне и спросил, хочу ли я приехать в Самару поставить «Мадам Баттерфляй», я, конечно, ответил: «С большим удовольствием!»

- Вы уже ставили эту оперу?

- Нет, это первый раз. Но я хорошо знаю ее, потому что маленьким играл в ней мальчика.

- Вы начинали с актеров?

- Не совсем. В Цюрихе, где я родился, я пел в хоре, поэтому часто выходил на сцену. Потом стал танцором, шесть лет танцевал с Нуриевым, много ездил на гастроли.

- И из балетных артистов выучились на оперного режиссера?

- Мне пришлось оставить танец, потому что начались проблемы с коленями. Но я работал ассистентом режиссера еще когда танцевал.

- То есть вы не учились этой профессии в учебном заведении. В Европе это распространенный путь в режиссуру?

- Нет, но случается.

- Раз уж мы начали про биографию - в каких театрах вы работали? Что с вашим театром в Дублине?

- У меня был свой театр, но по финансовым причинам, к сожалению, он пока закрыт. В Ирландии я основал фестиваль, где мы показываем оперы и концерты. И я ставлю спектакли, например, недавно в Монте-Карло поставил «Мазепу» Чайковского.

- У вас есть свои представления об отличиях русских и европейских традиций в постановке оперы?

- Сейчас эти различия видны все меньше и меньше, не так, как 20-30 лет назад. Мы все больше похожи. Обучение певцов и требования к ним в России тоже во многом изменились. Сейчас для хорошей карьеры недостаточно красивого голоса. Нужно быть хорошим актером, нужно уметь двигаться... Требования намного более строгие, чем 20-30 лет назад. Сейчас нет большой разницы между русским, японским, американским, европейским певцом - обучение везде одинаковое.

- А что касается режиссуры?

- К постановщикам тоже больше требований - 20-30 лет назад опера скорее напоминала костюмированный концерт, а сейчас нужно двигаться, интерпретировать, играть... Но в основном поменялись требования к певцам. Это очень сложная профессия, потому что совмещает в себе много других, и потому что рынок сейчас очень непростой: много певцов, мало ролей - «выживают» только лучшие.

- Насколько радикальным режиссером вы себя считаете?

- Чтобы в общем ответить на ваш вопрос: «Да». Но каждая опера по-своему вписывается в этот подход. Например, «Мазепа» игралась в «новой обстановке» - мы не повторяли XVII век. Но есть такие оперы, как «Мадам Баттерфляй», которые уже «заданы» музыкой. Пуччини нашел эту японскую музыкальность, подобрал инструменты. В его операх не обязательно нужно переделывать историю, чтобы она выглядела свежо и интересно для публики. Например, ставя «Норму» Беллини, постановщик обязательно будет придумывать другую историю, невозможно ставить ее, как написано. А Пуччини действительно великий театральный человек, у него каждое действие соответствует музыке. Подход к опере зависит от композитора, мы не можем ставить всех одинаково.

- Расскажите немного про сценографическое решение. Иногда оформление этой оперы строят на контрасте Востока и Запада.

- В этой опере мало западных элементов, только Пинкертон, который приезжает из Америки, и в конце есть его жена. А все остальное - в восточной атмосфере. Конечно, это конфликт между двумя культурами, но западная представлена одним человеком.

На встрече с певцами я говорил о сдержанности: у Пуччини все выражается в музыке, поэтому не нужно лишней экспрессии, жестикуляции. Так же и в оформлении нам хотелось взять не много цветов - белый, голубой. Музыка Пуччини настолько богата и полна эмоциями, что не нужно отягощать яркими цветами сцену. Мы будем много работать со светом, проекциями, экранами. Вы не увидите традиционных театральных эффектов, это современный спектакль.

И современная история. Я часто вижу по телевизору истории о том, как немцы приезжают в Россию, чтобы найти себе невесту, и заканчивается это чаще всего тоже не радужно. Они совсем не говорят по-русски, приезжают ненадолго в Москву или Киев, встречаются с женщинами, влюбляются. Обычно это плохо заканчивается, потому что это не те мужчины, которые заинтересованы в другой культуре, чужом языке. Если мужчина выбирает женщину только потому, что она красивая и вкусно готовит - ничем хорошим это не закончится.

- Насколько хорошо опера разошлась на самарскую труппу?

- Хорошо, я очень доволен. Анатолий Невдах великолепен в роли Пинкертона, он очень правдоподобно играет этот характер.

- Насколько сложно артистам петь на итальянском?

- У них нет никаких проблем. Конечно, легче просто разговаривать на иностранном языке, чем петь такой текст, но нам помогает музыкальность артистов. Сложности начинаются там, где начинаются диалоги - такие оперы есть у Моцарта, например. Те же самые проблемы с русскими операми возникают у иностранцев - например, в «Мазепе», которую я ставил на русском, был певец из Рейкъявика...

- В каких странах вы работали?

- Везде - в Европе, в Китае, Корее, в России в Перми и в следующем году, наверное, поеду в Екатеринбург.

- Куда вы едете ставить после Самары?

- У меня будет небольшая программа со студентами в Лугано, по отрывкам Монтеверди.

- Некоторое время назад сложилось представление, что за поставленной классически оперой нужно лететь в Америку, а в Европе преобладают «модерновые» постановки.

- В общем, да, США более традиционные, потому что сама театральная система другая. Опера в США в основном финансируется меценатами, они не интересуются чем-то новым, хотят одно и то же видеть в течение всей своей жизни. Директоры опер боятся потерять финсирование и постоянно говорят нам, постановщикам: мы не хотим ссориться со спонсорами, поэтому не нужно экспериментировать. В Европе театры финансируются государством, поэтому свободнее.

- Но проблемы с финансированием есть и в Европе?

- Они есть во всем мире. Мы сейчас в сложной ситуации, потому что везде, кроме Китая, сейчас сокращаются бюджеты на искусство, не только на оперу. Одна из причин в том, что политики, защищая культуру, не наберут себе голоса. Гораздо легче построить какой-нибудь стадион.

- Опера сначала была элитарным искусством, потом массовым - каким вы видите ее продолжение?

- Я думаю, что нужно внимательнее относиться к этому искусству, чтобы оно не исчезло. Например, в Нью-Йорке в «Метрополитен-опера» сейчас приняты прямые трансляции опер - зрители почти ничего не платят и видят великих певцов. Я думаю, что в этом опасность. Нам всем, людям театра, нужно сделать усилие, чтобы доказать, что настоящая опера может дать что-то такое, чего не даст такая «киноопера».

Будет здорово, если опера выйдет за рамки театра - в школы, церкви, заводы. Опера - это ведь не только «Аида», может быть просто монолог певца с тремя инструментами, есть разные грани оперы. Если мы не сделаем усилие, чтобы заинтересовать молодую публику (а в Европе такой уже почти не осталось), мы скоро останемся совсем без зрителя. Нужно приложить усилие и для того, чтобы создать новую оперу и сохранить ее как форму выражения, отвечающую современности. Не только Пуччини ставить. Эту работу нужно проводить через школы, газеты, администрации театров...

- Вы сами ставили оперы современных композиторов?

- Да, в Швейцарии я ставил оперу молодого швейцарского композитора, ставил Каретникова, финского композитора Саллинена, недавно ставил детскую оперу во Флоренции. Я очень люблю современную оперу. К счастью, в Европе достаточное количество фестивалей, которые вкладывают много энергии и средств в создание опер.


Источник