Парад режиссерских интерпретаций

Остался позади обещанный оперный марафон

На проходящем в эти дни в Самаре Международном оперном фестивале имени Ирины Архиповой уже показаны все обозначенные в афише оперные спектакли. Они составили своеобразную, хотя и пунктирную ретроспективу современной оперной режиссуры. Открывший фестиваль «Князь Игорь» Бородина, часто трактуемый как мощное эпическое полотно, в режиссуре Юрия Александрова предстал как некая светлая, лишенная острых конфликтов сказка. Стилистическая тонкость отличает осуществленную режиссером из Швейцарии Дитером Мартином Кеги пуччиниевскую «Мадам Баттерфляй». Обе эти спектакля в целом решены в классических традициях.

Абсолютным их антиподом является постмодернистская вариация режиссера Михаила Кислярова на тему вердиевского «Риголетто». Последний фестивальный спектакль - «Царская невеста» Римского-Корсакова, поставленный почти десятилетие назад Георгием Миллером, один из немногих, перешедших на обновленную сцену, в плане режиссуры представляет собой традиционную оперную архаику.

Показ в одной обойме столь разных по своей стилистике постановок еще раз подтвердил: последнее слово все равно за исполнителями каждого конкретного спектакля, тем более, что многие ведущие партии в фестивальных спектаклях исполняли гости, не работавшие непосредственно с режиссерами-постановщиками.

С этой точки зрения самым сложным для солистов-гастролеров был «Риголетто» ввиду особой необычности его режиссерской трактовки. Но исполнители ведущих партий - сделавший блестящую европейскую карьеру Борис Стаценко – Риголетто и молодой солист московской «Геликон-оперы» Василий Ефимов – Герцог чувствовали себя на сцене вполне уверенно и, как показалось, даже свободнее, чем иные из коренных самарских участников спектакля. Можно было подумать, что именно на них, гостей, и была рассчитана эта неординарная постановка. В Борисе Стаценко привлекла, прежде всего, вокальная культура, сильный, богатый по тембру голос, редкостная сценическая экспрессия и выразительность фразировки. Это был один из лучших Риголетто за все годы исполнения этой оперы на куйбышевской - самарской сцене с 1950-х годов.

В самой личности исполнителя партии Герцога, как показалось, есть некие метки темперамента цинично-наглого тирана, которым он предстал на сцене в полном соответствии с режиссерской концепцией Михаила Кислярова. Голосу Ефимова, может быть, не достает изящества и изысканной красоты тембра, которые были свойственны нашим отечественным тенорам-корифеям. Но это компенсировалось импульсивным темпераментом и той смелостью, с которой он, одолевая весьма рискованные предельно высокие ноты своего голосового диапазона, подолгу, хотя и не без ущерба для музыкальной образности, упорно не желал расставаться с покоренными вершинами.

В этот вечер прекрасно показалась солистка самарской труппы Ирина Янцева, не позволившая себе пропустить ни одной сложной фиоритуры, каденции и ферматы труднейшей лирико-колоратурной партии Джильды. Голос Янцевой звучал чисто, проникновенно и психологически убедительно.

При таком уровне исполнения не очень удобный, а подчас и эпатажный внешний антураж сценического действия как бы отошел на второй план. Ничего не добавляя к общей глубине и выразительности действия, он не сделал менее убедительными мизансцены, которые, на мой взгляд, воспринимались бы лучше в приближенных к «историческому» постановочном и сценографическому вариантам.

Фестивальной «Царской невестой» впервые дирижировал Евгений Хохлов, сумевший вдохнуть свежую струю в достаточно старый спектакль, обросший появившимися в череде многочисленных постановок этой оперы на местных подмостках музыкальными «традициями». «Царская невеста» - одна из тех опер, за которую нечего браться, не располагая первоклассными певцами-актерами. Психологическая глубина характеров персонажей и бушующие в ней страсти не сравнить с экзотическими коллизиями того же в целом сладкозвучного «Риголетто».

Вот почему, несмотря на очень качественный за редким исключением вокал, в этом буквально перенаселенном гастролерами спектакле не всегда удавалось достичь нужного эмоционального градуса. Как всегда, полнокровно и мощно звучал насыщенный баритон Василия Святкина – Грязного, однако присущая певцу сценическая вальяжность снижала впечатление от одного из ключевых персонажей оперы.

После таких драматических партий, как Ярославна и Чио-Чио-сан, несколько необычным было явление Ирины Крикуновой в сугубо лирической партии Марфы, которую в прежние годы вообще пели исключительно лирико-колоратурные сопрано. Прекрасная школа и драматический дар позволили певице успешно преодолеть подводные камни и остаться убедительной и в этой партии. Творческой индивидуальности обаятельной минчанки Оксаны Волковой с ее красивым легким меццо-сопрано все-таки не вполне близок такой исключительный по страстности и внутренней экспрессии оперный персонаж, как Любаша. В высшей степени органичными и сценически убедительными были обладающий теплым по тембру басом Михаил Наумов – Собакин, Евгения Тенякова - Домна Самбурова и москвич Андрей Архипов – Малюта. Постановочную архаику спектакля особенно подчеркивало сценическое существование хора, который к тому же нередко не поспевал за задаваемым дирижером музыкальным темпоритмом.

Впереди - заключительный гала-концерт фестиваля.

Источник